– Я не курица, чтоб кышкаться– ворона с видом оскорбленной добродетели выпятила зоб. – Меня Гаки зовут, и кое-что на этом свете я повидала, тебе и не снилось.

Койныт, и без того обеспокоенная, разволновалась ещё больше. Любое замечание насчёт того, что ей что-то не снилось, приводило её в смятение. Потому что быть такого не может! Она считала, что пересмотрела все сновидения, какие только есть, а некоторые – так даже и не по разу.

– Ах, ты, такая-рассякая! – забранилась она. – Каркаешь невесть что! Да знаешь ли ты: мне что приснится, то и будет! Вещунья я, а не ты. Кыш отсюда!

Затопала Койныт, замахала руками, даже палку схватила и, прицелившись, собралась её в Гаки запустить, да на беду попала ногой в таз. Он, незаметный, в траве стоял, а в нём – рыбья требуха и чешуя. Койныт, почистив красноперок да лещей, по своей лености сразу не вылила помои, задвинула тазик в лебеду, решила как-нибудь потом посудину в порядок привести. И не вспомнила бы об этом, если бы не угодила в него. Помои выплеснулись – и вся чешуя, что в них была, на женщине оказалась.

– Кар! Сон в руку! – язвительно поддела её Гаки. – Один в один!

Чумбока молча слушал их перебранку. Обычно он принимал сторону жены, но на этот раз ему хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться, всё, что угодно, лишь бы Койныт не обнаружила его присутствия. Он впервые за много лет вернулся с рыбалки пустым, даже ротана не принёс. Вот уж рассердится Койныт, мало не покажется. Хорошо, ворона её отвлекла. Можно незаметно в дом прошмыгнуть, а там – будь что будет.

Потрясённый приключением с волшебной щукой, он меньше всего хотел рассказывать о нём Койныт. Чумбока не верил, что чудеса случаются. Но они выпали на его долю, а он, скопидом жаднючий, не остановился на исполнении одного желания – хотел всё больше и больше. В результате остался с носом.

Наверно, у человека должна быть заветная мечта, одна-единственная, но такая, от осуществления которой изменится вся жизнь. Но, может, дело даже и не в этом. Пока есть заветная мечта, делаешь всё, чтобы приблизиться к ней. Она – цель, и в движении к ней есть смысл. Но кто-то легко достиг её за тебя и, ласково улыбаясь, преподнёс исполненное на раскрытой ладони: «Пожалуйста!» А ты, счастливчик, и пальцем о палец не ударил…

Да, такому человеку многие порой завидуют. О, везунчик! Но отчего порой так невыносимо тоскливо становится людям, у которых, кажется, есть всё? Может, потому что у них больше нет заветной мечты?

Щука угадывала все желания Чумбоки. Если хорошо подумать, они были слишком обычными. И даже скучными. Но какое это имеет значение, если соседи раскрыли от удивления рты? Слишком многие люди делают всё возможное и невозможное, чтоб было не хуже, а то и значительно лучше, чем у других. И кто ж теперь поверит Чумбоке, что щука исполнила его желания?

Чумбока, к тому же, не знал: его халупка оборачивалась дворцом, вся обстановка – дорогая, лежанка Койныт – из лебяжьего пуха, а сама она щеголяла в великолепных нарядах. Жена, в свою очередь, не подозревала о легкой и красивой лодке под парусом, которая разбилась о подводный камень. Узнала бы – вот крику-то было бы! Уж лучше вообще язык прикусить.

Койныт, однако, разошлась не на шутку. Бросила в Гаки палку – промазала. Подобрала камень, запустила в ворону – тоже не попала. Разгневалась женщина, ухватила Чумбоку за полу халата: тот уже, было, почти протиснулся в дверь домика, – закричала сердито:

– Поразвелось ворон! Спасения нет от них. Вместо того, чтоб прохлаждаться, перебил бы, муженёк, вредных пернатых. Где твой лук? А ну, неси его сюда!

Чумбока пык-мык, что-то в ответ нечленораздельно промямлил. Лично ему ворона не казалась вредоносной птицей. Может, есть в ней какое-то ехидство, но кто ж без него? Все мы иногда бываем язвительными, кто-то меньше, кто-то больше. Лучше по-хорошему с Гаки поговорить, зачем её из лука подстреливать?

– А! Такой-сякой! – наступала Койныт на Чумбоку. – Тут жену твою оскорбляют, а ты – хоть бы хны! Каждая ворона может бедную, несчастную женщину обидеть, и защитить её некому. Если память мне не изменяет, я замужем – за мужем, значит! Вот и встану за твоей спиной, а ты – давай вперёд!

– Да что это с тобой, жена, приключилось? – изумился Чумбока. – Как с дуба рухнула! Никогда тебя такой злой не видел. Ну, подумаешь, ворона. Ну, каркнула что-то, бестолковая. Будто прежде их, пустомель, не слышала. Если каждую ворону за это подбивать, никаких стрел для лука не хватит.

– А у тебя если чего и хватает, так это дыр на штанах! – вскинулась Койныт.

– У хорошей жены всегда иголка с ниткой найдётся, чтоб одежду мужа залатать, – парировал Чумбока.

– Ха! Нормальные мужья не протирают штаны до дыр, – нашлась Койныт. – Я замуж не для того выходила, чтоб тебе прислуживать!

– А для чего?

– А вспомни сам, что мне нашёптывал!

– Да мало ли что…

Они так увлеклись перебранкой, что и не заметили: Гаки поднялась на крыло и была такова. Зато на шум-гам сбежались любопытные соседки. Подходить к спорящим супругам близко они не решались – держались полукругом на почтительном расстоянии. Их удивило, что Койныт снова в старом халате, а от дворца, что стоял на месте завалюшки, не осталось и следа. Куда всё девалось? И, что совсем уж непонятно, Койныт вся в рыбьей чешуе и требухе. А ведь совсем недавно золотыми подвесками горделиво трясла, будто трясогузка – хвостом.

– Раз в жизни попросила: поймай щуку, – наступала Койныт на Чумбоку. – Щучки очень захотелось. А ты даже пескаря не принёс, горе-рыбак!

– Знала бы ты, какую я щуку поймал, враз бы язычок-то прикусила! – кричал Чумбока. – Та щука не из тех, которых едят. Она сама кого хочешь съест.

– Можно подумать, пуймур, а не щука! – хлопнула себя по бокам Койныт. – Ой, держите меня, люди добрые!

Если кто не знает, пуймур – это такой дракон. По поверьям нанайцев, он живёт в воде и напоминает крокодила. Это существо довольно опасное: незаметно подкрадывается к жертве, хватает её острыми, как бритва, зубами и глотает целиком.

– Молчи, женщина! – рассердился Чумбока. – Щука мне попалась необыкновенная: сначала выполняет любое желание, а потом сама же его и отменяет.

– Интересно, – призадумалась Койныт. – Не она ли нарядила меня в халаты, о каких я и мечтать не смела? И не она ли превращала наш домик во дворец?

Чумбока удивился. Халаты – ещё ладно, но дворец на месте своей хижины он даже и представить не мог.

– Не приснилось ли тебе, жена? – спросил он. – Где сон, где явь, ты и сама порой путаешься…

Но тут за Койныт вступились соседки, подтвердили: собственными, мол, глазами всё сами видели. А девочка Дачи вышла вперёд и, потупившись, смущённо сказала:

– Вот, смотрите! – и раскрыла сжатую ладошку: на ней ярко вспыхнула золотая подвеска.

– Откуда это у тебя? – удивились соседки.